Вячеслав Демидов - Как мы видим то, что видим [издание 3-е , перераб. и доп.]

Однако новейшие сведения о работе зрительного аппарата, которые получены в Лаборатории, заставляют пересмотреть гипотезу тренинг-эталона, казавшуюся несколько лет назад такой привлекательной. Более правдоподобным представляется несколько иной механизм опознания: не столько по образу, то есть по характеристикам формы, сколько по пространственному расположению подобразов – фрагментов, из которых состоит любая картинка и которые располагаются в правом полушарии.Вид взаимного расположения текстурных подобразов возникает сразу по всему полю зрения, едва зрительный сигнал достигает престриарной коры и поступает оттуда в заднетеменную.

Итак, пространственные отношения определяются раньше, чем создастся общее представление о предмете. При достаточно большом числе показов мозг перестает сравнивать для опознания все подобразы в памяти с подобразами, пришедшими извне. Образ опознаётся по одному тому, как выглядит в заднетеменной коре картина пространственных отношений подобразов. Внешнему наблюдателю кажется, что возник тренинг-эталон, потому что мозг больше не занимается поисками по «дереву признаков».

Но так или иначе, а способность вырабатывать тренинг-эталон (оставим ради краткости термин, но не будем забывать об истинном положении вещей) – способность чрезвычайно полезная. Посмотрите, например, как легко ориентируется в дорожных знаках старый водитель и сколько мук причиняют они новичку! Для одного – автоматизм, почти рефлекс, для другого – кроссворд. Но пройдет полгода, год, и глядишь – оба сравнялись. Сформировался тренинг-эталон. Вообще профессионал опознает эталонно сотни таких вещей, которые для профана сливаются в нечто бесформенное, требующее действий на логическом уровне, вплоть до обращения к измерительным инструментам, справочникам и тому подобным «спасательным кругам». Если вы не привыкли иметь дело с болтами, наверняка перепутаете М5 и М6: разница их диаметров всего 20 процентов. А слесарь-сборщик возьмет нужную деталь почти не глядя, пусть в ящике навалено с десяток видов крепежа...

Тренинг-эталон подтверждает мнение, высказанное академиком Андреем Николаевичем Колмогоровым, что более короткая программа обеспечивает получение более ценной информации. И действительно, мозг невероятно быстро перестраивается, чтобы извлекать наиболее важные сведения из картинки за минимальное время.

Что еще интереснее, тренинг-эталон проливает новый свет на капризы моды.

По крайней мере четыре раза в год, а если удается – чаще стараются модельеры страстно уверить, что новая «лихая мода, наш тиран» (как определил ее Пушкин) придумана во благо: «Все кажущиеся прихоти моды – из стремления к усовершенствованию». Во что бы то ни стало творцам одежды хочется логически оправдать сузившиеся или, наоборот, расширившиеся брюки, укоротившиеся или удлинившиеся юбки, резко намеченную или скрытую талию – словом, найти в этом беспрестанном обновлении костюма (да и не только его, но и прически, мебели и даже формы кузова автомобиля) некий функциональный смысл. Прошлогодняя мода была дурна, «а вот нынешняя, напротив, позволяет каждому подчеркнуть свою индивидуальность». Советские вульгарные социологи утверждали, что мода – заметьте, мода, а не стиль! – «несет в себе социальные признаки данного общества»... Тут уж только руками развести: факт, что сегодня высота каблука или длина юбки не такая, как вчера, – это социально значимый признак?

Рис. 68. Изменения фасонов одежды неявным образом отображали изменения политического строя и экономики...

А как быть, если юбки одинаковой длины сшили себе представительницы различных общественных слоев или даже формаций?

Но довольно шуток. Не будем путать крупномасштабные изменения океана-стиля, свойственные эпохам, с модой, этой легкой рябью на его поверхности.

Действительно, когда резко переменяется стиль внутреннего убранства жилищ, стиль одежды, стиль взаимоотношений людей, стиль оформления изделий промышленности, тут мы воочию видим дыхание социальных процессов, потрясающих страны, материки и саму планету.

Без труда мы отличаем стиль Древней Греции от стиля Древнего Рима, готическую одежду XV в. от модернизма конца XIX – начала XX в., барокко периода расцвета французского абсолютизма от аскетических костюмов пуритан Кромвеля. Мы хорошо знаем, что явилось концом стиля рококо: Великая французская революция с ее простым платьем якобинцев, призывавших к равенству. Боярские неповоротливые наряды стали в динамичную эпоху Петра I символом отсталости и реакции – надо ли удивляться страсти, с какой юный царь расправлялся с ними и вводил в быт, в саму жизнь европейский стиль?

Впрочем, было бы неверным стараться видеть в сменах стиля исключительно влияние социально-политических событий. Историки связывают немало сдвигов стиля с новыми способами ткачества, новыми станками и материалами. Уже в XIV – XV вв. в Западной Европе были придуманы все виды покроев, существующих ныне.

В XX в. новую историю костюма открыла швейная промышленность, выпускающая одежду массовыми тиражами... Известный французский модельер Пьер Карден говорил: «Мода изменяется прежде всего потому, что за ней стоит промышленность... Мода – это локомотив. Она тянет за собой заводы, выпускающие красители, ткацкую промышленность, производство шерсти, хлопка, шелка и льна, дает работу манекенщицам, журналистам, фоторепортерам, рабочим, шоферам, модельерам, дизайнерам, транспорту... За модой – гигантский механизм. И потому мода – далеко не каприз».

По мере ускорения темпа жизни и развития средств массовой коммуникации (то есть информации и пропаганды) ускоряется смена стилей. В XV – XVI вв. полный переход на новый стиль занимал около полувека, в наше время он уменьшился примерно до 10 лет. В автомобилестроении и оформлении бытовой техники господствовали последовательно конструктивизм 20 – 30-х гг., «обтекаемый» стиль 30 – 40-х, вычурный «анималистический» 40 – 50-х, строгий классицизм 50 – 60-х и, наконец, «космический» стиль 60 – 70-х гг., сменившийся в бытовой радиоэлектронике «лабораторно-приборным» стилем – голый металл, подмигивающие светодиоды, разнокалиберные рукоятки, предельная функциональность, асимметрия... Сегодня автомобили, особенно маленькие, реализуют тезис «Уродливое – прекрасно!», как его провозгласил в своем романе «Колеса» американский писатель Артур Хэйли.

А внутри крупных перемен стиля каждые два года (последнее время все чаще) играет своими нюансами мода, связанная, как уверяют модельеры, с «постоянно меняющимися потребностями людей».

Рис. 69. Примерно каждые десять лет в течение трех четвертей ХХ века происходили изменения дизайна предметов техники и быта (по Ю.С. Сомову). Сегодня темпы изменений резко ускорились – по крайней мере втрое, если не вчетверо...

Какими потребностями? Конечно же, не утилитарными. Одежду используют по-прежнему, чтобы прикрывать наготу (или обнажаться до границ минимальной приемлемости), автомобиль – чтобы ездить, радиоприемник – чтобы слушать музыку. (Я не говорю об изменениях, связанных с чисто конструктивными усовершенствованиями: например, с приходом транзисторов на смену электронным лампам или с установкой переднеприводного двигателя в автомобиле вместо заднеприводного. В подобном случае изменение внешности изделия отлично иллюстрирует идею единства формы и содержания.)

В динамизме моды заключено также и нечто большее, чем желание изготовителя поуспешнее сбыть свой товар (что иногда без особых на то оснований выдают за единственную причину смены мод). Нельзя отрицать, конечно, что порой художника приглашают на завод, чтобы он «сделал красиво», потрафил дурному вкусу публики, а чаще всего – хозяина. Так появился «стайлинг».

Но по мере того как в промышленную эстетику приходили все более талантливые художники-конструкторы (дизайнеры), разработанные ими формы промышленных изделий начали оказывать все большее влияние на потребителя.

Сам того не замечая, покупатель попадает под воздействие эстетических свойств товара. Они, эти свойства, воспитывают в человеке новые эстетические желания. «Так незаметно промышленность, экономика попадают в зависимость от эстетической потребности, так в рациональную систему производства включается момент иррациональный, интуитивный, личностный, культурный, нефункциональный; так выясняется, что экономическая система и промышленность нуждаются не только в науке, но и в искусстве», – читаем мы в книге «Проблема дизайна». Словом, своей изменчивостью мода в гораздо большей степени отвечает эстетическим потребностям человека, чем утилитарным. «Быть современным» – категория эстетики, морали.

Когда человек воспринимает необычную форму чего-то и как-то реагирует на нее, рефлекс этот опирается на сложные связи между личностью и окружающим миром, но миром не вещей, а людей. «Мода – это особый способ межличностной коммуникации», – пишет заведующий кафедрой Ленинградского института театра, музыки и кинематографа профессор Л.В. Петров. Действительно, модная одежда – это всегда своеобразный знак. Простейший пример тому – совсем не «модная» форменная одежда военных: она на большом расстоянии уже указывает, друг приближается или враг. Форма стюардессы авиалайнера, официанта, железнодорожного служащего или полицейского есть знак, который демонстрирует окружающим все многообразие связей этого человека с нами и обществом, знак очень точный, ясный и потому экономичный в смысле спрессованности огромного объема сведений, содержащихся в нем. А молодежь (да и вообще люди любого возраста) своей одеждой, прической, стилем поведения еще издали как бы подают сигнал тем, кто «одного поля ягода»...